1 марта в России отмечают День любимых домашних животных — кошек. Вроде какая от них польза, они и мышей ловить разучились. Сегодня кошки стали изнеженные, декоративные. Зачем ловить мышей, если хозяин кормит? Вот в послевоенные годы были кошки — это да! Жизнь всех учит и закаляет.

Надо признать, что кошки вместе с человеком переживали ужасы той большой войны. Выжили только выносливые и сообразительные. Особенно тяжело было выжить кошкам в блокадном Ленинграде. Почему? Не будем заострять на этом внимание. Оставшиеся кошки были настоящими талантами.

 

В конце сороковых годов прошлого столетия посчастливилось мне продолжить образование в Ленинграде. Общежития были школой жизни, прообразом так и несостоявшегося коммунизма. Здесь царствовала песенная атмосфера: «Если радость на всех одна, на всех и беда одна!..»

 

В комнате нас проживало четверо молодых парней, которые недавно пережили голод в глубинке и поэтому на аппетит не жаловались. Но все и всем делились по-честному.

 

Однажды наш товарищ Саша Шаньга получил посылку с Украины от мамы. В ней был здоровенный шмат белоснежного, в розовых прожилках украинского сала. Сколько было радости! Незабываемый вкус чёрного хлеба с солёным салом! Я и сегодня люблю такие бутерброды.  

 

Саша был рад посылке, угощал товарищей и с грустью вспоминал поросёнка Ваську, которого он помнил маленьким и шустрым. А теперь сало. Мы его успокаивали, набивая пузо салом с хлебом, запивая чаем, что о лучших поминках Васька и не мечтал.

 

Увесистый кусок оставили на потом, завернув в чистую тряпицу, обвязали шпагатом и повесили за окно — холодильников тогда не было. Сами, довольные трапезой, разошлись по своим делам. Двери комнат тогда не закрывали на ключ.

 

Пока нас не было, кот, живший в общежитии, с неизвестно как к нему прилепившимся странным именем Сократ, нахал и баловень старшекурсников, как и они, презирающий порядок, забрёл в комнату. Видимо, обходя общежитие, он почуял запах и стал тереться у двери нашей комнаты. Кто-то пожалел его и впустил.

 

Кот быстро разобрался в обстановке. Вспрыгнув на узенький подоконник, через приоткрытую форточку перебрался на свёрток, растерзал тряпицу и принялся алчно пожирать сало. Это сегодня коты не едят сало — тогда всё ели. Высокомерие этого животного было настолько велико, что он и не подумал бежать, когда в комнату вошли Саша и Володя Куликов, хотя убежать он мог: он не раз лихо сигал вниз со второго этажа на глазах восхищённых почитателей его таланта. Наоборот, он ещё крепче вцепился в то, что осталось от куска великолепного сала, и злобно шипел, выгнув спину, всячески показывая, что он с ним не расстанется...

 

Сало, конечно, у него отняли. Но наглый котяра, хотя и получил увесистого пинка, вовсе не смылся за дверь, как сделал бы на его месте порядочный кот, а небрежно развалился на кровати и равнодушно слушал, о чём это так возбуждённо спорят не вовремя вернувшиеся хозяева комнаты.

 

А Саша Шаньга, клокоча от возмущения, ругал его в это время «дрянью». Ему было обидно за маму, которую он нежно любил и которая с трудом оторвала это сало от младших братьев Саши и переправила ему вовсе не для того, чтобы ублажать наглую скотину!

 

— Убить мало! —заключил Саша. Кот вздохнул и презрительно отвернулся.

 

— Посиди-ка здесь, пока мы придумаем, что с тобою делать, — продолжал кипятиться Саша. — Он ухватил Сократа за шиворот и сунул в шкаф, чтобы тот не смылся в решающий момент.

 

— Ну что с ним делать? — неуверенно спросил он своего соседа Володю, высокого и здорового малого, приехавшего в Ленинград из райцентра Воронежской области.

 

— Ничего с ним не сделаешь, — пожал плечами Володя, — у него шкодство в крови.

 

Тут ребята наперебой начали вспоминать истории о похождениях Сократа, от которого, как гласила молва, и куска колбасы уберечь было нельзя. Если чемодан был не заперт, он умудрялся открывать чемодан; если был не заперт шкаф или тумбочка, он лапой, когтями ухитрялся открывать дверцы. О форточках и межоконных пространствах, которые тогда заменяли холодильники, и говорить нечего. Сократ совершал захватывающие прыжки с крыши, пожарной лестницы, соседних окон и карнизов, почти всегда достигая цели. Он специализировался на воровстве, а мышей презирал. Одним словом, это была легенда, своего рода гордость общежития.    

 

Однажды старшекурсники провели опыт: на плафон лампы, свисавший с потолка, привязали кружок колбасы. Комната была стандартная — четыре койки, четыре тумбочки, стол и шкаф. Как ни крути — отовсюду до колбасы расстояние примерно одинаковое — три-четыре метра.

 

Спор был серьёзный — достанет ли кот эту колбасу или нет? Пригласили Сократа. Он сразу понял, в чём дело. Деловито прошёлся по комнате, как бы соображая. Насмешливо мяукнул и прыгнул на кровать. Оттуда на шкаф, на краю шкафа изогнулся, собрав четыре лапы вместе, и сиганул на плафон. Плафон маленький, скользкий, к тому же конусной формы — ухватиться не за что. Но кот летел пружинистой дугой, расставив передние лапы, и, когда ударился в плафон, то вместе с ним качнулся куда-то в бок, ухватил лапами провод и вцепился в него зубами. Задние его лапы скользили по плафону, лампа раскачивалась в стороны. Угадав ему одному ведомый момент, кот мгновенно отпустил шнур, схватил налету колбасу, и в тот же миг стоял на полу. Не глядя на изумлённых зрителей, он с аппетитом сожрал колбасу, облизался и не спеша вышел из комнаты. Вот какой был кот!

 

— Так что с ним делать? — не то жалобно, не то угрожающе повторил Саша.

 

— Что-что! Утопить его! — бросил Володя. — У нас бабы таких шкод в реке топят.

 

Тут в комнате появился третий сосед — Боря, который всё выслушав, предложил казнить Сократа на электрическом стуле. За неимением такового, Боря предложил следующее:

 

— Берём настольную лампу. Отсоединяем провод со штепселем. Ты, Шаньга, берёшь кота, заворачиваешь его в полотенце и держишь. Ты, Володя, по команде «три» втыкаешь штепсель в розетку, а я в это время ввожу ему один конец провода в рот, а другой — под хвост. Ясно?

 

Саша пробовал возражать.

 

— Шаньга, не дрейфь! Бери полотенце и держи кота! Начинаем.

 

Саша и Володя растеряно повиновались  палачу кота.

 

— Считаю: раз, два, три! — проорал Боря.

 

На последнем счёте он попробовал ткнуть кота оголённым проводом в рот, но промахнулся и попал Шаньге по пальцам. Сашка взвыл кошачьим голосом. Кот вывернулся и с победным «Мяу!» вылетел через форточку на улицу.

 

Через полчаса Сократ как ни в чём ни бывало боком протиснулся в дверь и, умиленно виляя хостом, стал намекать, что за понесённый моральный ущерб ему следует дать сала.

 

Ломоть ему отпилили, и он удалился довольный….

 

Вот такие были послевоенные коты.

Вадим Куличенко