Лауреату премии «50 ПЛЮС» в номинации «Призвание», народному артисту СССР, любимцу Театра Российской Армии – Владимиру Михайловичу Зельдину сегодня исполнился 101 год!

Каждый его день наполнен интересными событиями: он воодушевлённо служит своему театру и день рождения вновь отметит на сцене.

Некоторое время назад мы имели счастье беседовать с ним – конечно, о театре, о его детстве и счастье… Он поразил нас своей романтичностью, энергией и чтением наизусть Бунина.

Владимир Михайлович, какие ваши первые детские воспоминания?  

Владимир Зельдин: Помню праздники, как мы отмечали ёлки, Пасхи, дни рождения. Как мы строили горки, каток, на лыжах самодельных катались. Очень хорошо помню, как в первом классе гимназии поставил первую кляксу. Нам дали новые тетрадки, ручки, их надо было макать в чернила, и надо было писать в квадратиках единички. Я слишком сильно макнул ручку в чернила и по новой тетради растеклась огромная клякса. Ко мне подошла молодая учительница, она была очень красивая, я думал: сейчас подзатыльник получу! А она говорит: «Поздравляю тебя с первой кляксой! Тетрадку возьми домой, покажи родителям, а я тебе дам новую, только ты перо так глубоко не макай». Ещё помню времена НЭПа, когда всего было полно, всё было высокого качества, помню даже запах сосисок, в магазине лежало несколько сортов окороков, разную молочную продукцию — потому что хозяйство сельское было очень хорошее. Так называемые кулаки, середняки — были настоящими работягами. А батраки — это пьяницы и лентяи.  

Где вы учились? Чем увлекались?  

В. З.: Учился в школе-семилетке на Воронцовской. У нас был военрук — майор Левинский. Он так блистательно преподавал военное дело! Мы были все в него влюблены, так интересно рассказывал! Мы оружие собирали-разбирали. Школа наша была военизированной, нам пошили военную форму, и мы даже в параде на Красной площади участвовали. После школы я и многие наши ребята хотели учиться в военном училище. Я сдавал экзамен в военно-морское училище, но меня не приняли из-за плохого зрения.  

А про военные годы расскажите, пожалуйста.  

В. З.: Я снимался в картине «Свинарка и пастух». Она спасла меня, потому что моё поколение погибло на фронте. Начали работу ещё в мирное время — полфильма успели снять. А когда началась война, вышло постановление правительства во что бы то ни стало закончить работу. Поэтому сказку «Свинарка и пастух» мы заканчивали в осаждённой Москве, фашисты уже стояли у столицы, уже бомбили, а мы во главе с Пырьевым в намоленном месте, на Мосфильме, снимали кино. Заканчивали съёмку на сельскохозяйственной выставке — раньше москвичи любили сюда приезжать. Здесь был совершенно фантастический павильон животноводства!   На выставке были представлены все 15 республик, можно было пойти в павильон Казахстана и съесть бишбармак, а потом в «Азербайджане» — люля- кебаб, в «Узбекистане» — плов великолепный. Потрясающее было место! Может, её восстановят?  

Сейчас как раз идут разговоры о том, что Московское правительство возродит ВДНХ.  

В. З.: Прекрасно. Правда, очень непросто, нужно большое вложение денег. Но это объединяло бы людей и республики, которые распались. Великий был, конечно, Союз, по глупости развалился.  

Владимир Михайлович, верность — это ваше жизненное кредо? Вы 70 лет служите в Театре Армии.  

В. З.: Да, потому что когда меня пригласили в этот театр, им руководил выдающийся режиссёр, актёр Алексей Дмитриевич Попов, ученик Станиславского и Немировича-Данченко, великолепный теоретик и практик — это раз. У него была плеяда великолепных режиссёров — это Владимир Семёнович Канцель, Давид Владимирович Тункель, Иван Петрович Ворошилов, Зиновий Окунчиков, Харламова Ася. Великолепный был штат! Выпускали по 6–8 спектаклей, была большая и малая сцены, известный репертуар. Поскольку это был Театр Красной Армии, приоритет был соответствующий, заведующий литературной частью — выдающийся журналист, критик Бояджиев, потом Борщаговский, потом Михаил Швыдкой, Андрей Караулов — все знаковые личности. Заведующим музыкальной частью был Тихон Николаевич Хренников, великолепный композитор! А знаменитый спектакль «Учитель танцев» в переводе Татьяны Львовны Щепкиной-Куперник, великолепной писательницы, эту пьесу не знаю, где нашли, она нигде не шла в Советском Союзе. Казалось бы, в военном театре, и вдруг «Учитель танцев»! Это так же, как в театре Вахтангова был большой триумф «Принцессы Турандот». Наряду с этим театр был своеобразной кузницей военных пьес. Были ещё небольшие военные театры в Североморске, Владивостоке, Ленинграде, Севастополе, для них мы ставили у себя, а они брали военные пьесы у нас и у себя ставили. Поэтому «Сталинград» шёл, «Океан» шёл, «За тех, кто в море», «Песня о черноморце», «Последние рубежи» . Потом были фронтовые бригады, которые выезжали с концертами на фронт, в воинские части, в места дислоцирования войск за рубежом — в Венгрии, Германии, Чехословакии, Польше, в Монголии. Огромная была работа.

Театр в то время играл такую важную роль.

В. З.: Театр — это культура, а культура имеет в жизни первостепенное значение. Академик Мамаев говорил: «...путём культуры можно победить и преступность, и коррупцию, и все негативные явления в нашей жизни, потому что культура — это душа нации». Мне кажется, прекрасно сказано. Должен заметить, что у нас и зритель замечательный.  

Вы и сейчас много работаете?  

В. З.: Я играю в четырёх спектаклях: «Давным- давно», «Танцы с учителем», «Человек из Ламанчи», недавно сыграл 150-й раз «Дон Кихота» — за что получил орден от испанского короля Хуана II и два ящика белого и красного вина. Ещё в театре «Модерн» на Спартаковской. Там очень талантливая молодёжь. В спектакле «Дядюшкин сон», в постановке Бориса Щедрина, у меня роль князя.

Если бы было можно вернуться назад, вы бы что- то изменили в своей жизни?  

В. З.: Наверно, не стал бы актёром, а стал врачом. Мой отец был музыкантом, у нас была большая семья, он занимался с нами, я перепробовал все инструменты — рояль и скрипку, и на трубе играл. По воскресеньям отец всегда брал нас с собой в городской сад, где он дирижировал оркестром. Я люблю музыку, потому что воспитывался в такой атмосфере. Мама была очень хорошая — красивая, женственная, ласковая. Я был самый младший в семье, меня называли «последышем», мама меня очень любила.  

Один из ваших фильмов называется «Формула счастья». Какая она — ваша формула счастья?  

В. З.: А у вас хватит терпения меня слушать?  

Хватит.

В. З.:

О счастье мы всегда лишь вспоминаем.  

А счастье всюду. Может быть, оно -  

Вот этот сад осенний за сараем  

И чистый воздух, льющийся в окно.  

В бездонном небе лёгким белым краем  

Встаёт, сияет облако. Давно  

Слежу за ним... Мы мало видим, знаем,  

А счастье только знающим дано.  

Окно открыто. Пискнула и села  

На подоконник птичка. И от книг  

Усталый взгляд я отвожу на миг.  

День вечереет, небо опустело.  

Гул молотилки слышен на гумне...  

Я вижу, слышу, счастлив. Всё во мне.  

Иван Бунин.  

Фантастика!  

В. З.: Или вот ещё счастье от Маяковского:  

Мне и рубля не накопили строчки,  

краснодеревщики не слали мебель на дом.  

И кроме свежевымытой сорочки,

скажу по совести, мне ничего не надо.  

Как вы отдыхаете? Откуда силы?  

В. З.: Отдыхаю? Да никак не отдыхаю. Иногда хочется тишины, одиночества, но как-то редко удаётся. В Серебряном бору на даче гуляю, дышу воздухом. Раньше ездил в санатории, теперь времени нет, некогда. Если Господь хранит меня — значит, я ещё не всё сделал.  

Гульнара Брик